Жены и дочери. Мэри Бартон [сборник 2023] - Элизабет Гаскелл

на совести Молли, и давай покажем ей пример смирения и скромности, сестрица, хоть мы и сидели бок о бок с такой особой». Сестра только хмыкнула и сказала, что у нее болит голова, и ушла спать. А теперь расскажи мне свои новости, дорогая.

Молли рассказала свои незамысловатые новости, которые, какой бы интерес они ни представили в другое время для любящей посплетничать и посочувствовать мисс Фиби, бледнели в ярком сиянии визита графской дочери.

Глава 15

Новая мама

Во вторник Молли вернулась домой — в дом, который уже стал для нее чужим и «неприютным», как говорят в Варвикшире. Новая краска, новые обои, новые цвета, угрюмые слуги, празднично одетые и недовольные всеми переменами — от женитьбы хозяина до новой клеенки на полу в холле, «на которой скользишь и падаешь и от которой ноги стынут и запах скверный». Все эти жалобы Молли уже пришлось выслушать, и это было не очень радостной подготовкой к приему, который, как она уже чувствовала, будет делом нелегким.

Наконец послышался звук подъехавшей кареты, и Молли направилась к парадной двери. Первым вышел отец, взял ее за руку и не отпускал, пока помогал выйти новобрачной. Он нежно поцеловал Молли и передал ее жене, но вуаль у той была закреплена так надежно (и очаровательно), что миссис Гибсон понадобилось некоторое время, чтобы освободить губы и поцеловать свою новую дочь. Потом нужно было разобраться с багажом, и оба путешественника занялись этим, а Молли стояла рядом, дрожа от волнения, не зная, как помочь, И только чувствуя сердитые взгляды Бетти по мере того, как один тяжелый сундук за другим загромождал проход.

— Молли, дорогая, покажи… твоей маме ее комнату!

Мистер Гибсон поколебался, потому что вопрос о том, как Молли долженствует называть новую родственницу, прежде ни разу не приходил ему в голову. Лицо Молли вспыхнуло. Она должна называть ее мамой — именем, давно принадлежащим в ее мыслях другому человеку, ее покойной матери? Возмущенное сердце восставало против этого, но она ничего не сказала и стала подниматься наверх, указывая дорогу. Миссис Гибсон время от времени оборачивалась с каким-нибудь новым распоряжением о том, какая сумка или какой сундук понадобится ей в первую очередь. Она почти не разговаривала с Молли, пока они не очутились в заново меблированной спальне, где по распоряжению Молли был разведен небольшой огонь.

— Ну вот, любовь моя, теперь мы можем обняться в мире и покое. Боже, как я устала, — добавила она, когда объятие было завершено. — На моем настроении так сказывается усталость, но твой дорогой папа был сама доброта. Боже, какая старомодная кровать! И какой… Но это не имеет значения. Постепенно мы обновим этот дом — верно, дорогая? А сегодня ты будешь моей маленькой горничной и поможешь мне привести кое-какие вещи в порядок, потому что я совершенно без сил после целого дня в дороге.

— Я заказала поздний чай для вас. Пойти и сказать, чтобы прислали сюда?

— Я не уверена, что смогу сегодня спуститься вниз. Было бы так удобно, если внести сюда маленький столик. Я могла бы сидеть в халате перед этим приветливым огоньком. Но как же тогда твой дорогой папа? Я, право, не знаю, станет ли он что-нибудь есть, если меня не будет рядом. Ты знаешь, нельзя думать только о себе. Да, я спущусь вниз через четверть часа.

Но мистер Гибсон нашел ожидавшую его записку со срочным вызовом к старому пациенту, опасно больному, и, наскоро проглотив что-то, пока ему седлали лошадь, тотчас вернулся к давней привычке: профессиональный долг превыше всего.

Как только миссис Гибсон обнаружила, что ему едва ли будет недоставать ее присутствия (он съел утром в одиночестве основательный второй завтрак из хлеба и холодного мяса, так что ее опасения об отсутствии у него аппетита, когда ее нет рядом, были не вполне обоснованны), она пожелала, чтобы обед был подан ей наверх, в ее комнату, и бедная Молли, не отважившись сказать слугам об этой прихоти, вынуждена была сама принести сначала столик, который, как ни мал он был, оказался слишком тяжел для нее, а потом все деликатесы, которые она так старательно расставляла на столе, подражая тому, что видела в доме Хэмли, чередуя их с фруктами и цветами, присланными этим утром из нескольких знатных домов, где мистера Гибсона уважали и ценили. Как красивы казались Молли результаты ее усилий час или два назад! И как уныло они выглядели, когда, освободившись наконец от разговора с миссис Гибсон, она села в одиночестве за остывший чай и куриные ножки! Некому было смотреть на ее приготовления и восхищаться ее умением и вкусом! Она думала, что эти приготовления доставят удовольствие отцу, но он их так и не увидел. Своей заботой она стремилась проявить доброжелательность к мачехе, которая в эту самую минуту звонила в колокольчик, чтобы забрали поднос и прислали к ней в спальню мисс Гибсон.

Молли торопливо закончила трапезу и снова поднялась наверх.

— Мне так одиноко, дорогая, в этом незнакомом доме. Входи, побудь со мной и помоги мне распаковать вещи. По-моему, твой дорогой папа мог бы отложить свой визит к мистеру Крейвену Смиту хотя бы на один этот вечер.

— Мистер Крейвен Смит не может отложить свою смерть, — ответила Молли со всей прямотой.

— Какая ты забавная девочка! — сказала миссис Гибсон с легким смешком. — Но если этот мистер Смит, как ты говоришь, умирает, то какой смысл твоему отцу ехать к нему в такой спешке? Он ведь не ожидает от него наследства или чего-то в этом роде?

Молли закусила губу, чтобы удержаться и не сказать чего-нибудь неприятного.

— Я точно не знаю, умирает ли он. Так сказал человек, который приехал, а папа иногда может облегчить умирающему его последние минуты. Во всяком случае, родным всегда спокойнее, когда он рядом.

— Как много ты знаешь о смерти для девочки твоего возраста И как это мрачно жутко! Право, если бы я заранее слышала о всех этих подробностях профессии твоего отца, я сомневаюсь, что решилась бы выйти за него.

— Не он создал смерть и болезни, он всеми силами борется против них. И по-моему, это прекрасно — то, что он делает или пытается делать. И вы тоже будете так думать, когда увидите, как его ждут люди и как встречают!

— Ну, давай больше не будем говорить сегодня о таких мрачных вещах! Я, пожалуй, лягу прямо сейчас — до того я устала; ты не посидишь со